Верующие нередко впадают в крайность и верят сами, или в горячности своей заверяют других, будто гомеопатия исцеляет всякий недуг, как сказочное искомое зелие средних веков. Заступники вредят этим общему делу, потому что такое бахвальство изобличить нетрудно, а сделав это, противники наши трубят победу не над похвальбою, неосторожно высказанною, а над всем учением. Тут, конечно, нет ничего общего; но не всякому досужно и сподручно вникать в дело до конца, и решая спор по частному вопросу, многие готовы верить, что решили и сущность дела, коей вовсе не касались.
Итак, посоветуем самым ретивым заступникам этого учения выходить из границ самой строгой истины: гомеопатия у постели хворого ни в чем не уступит старшей сестре своей и всегда может подать по крайней мере равную с ней помощь; одного этого было бы уже довольно для предпочтения нашего способа; но мы к этому присовокупляем смело, что есть случаи, может быть не частые, но они есть, когда гомеопатия делает гораздо более этого: она приносит изумительную пользу там, где аллопатия бессильна. Независимо от этого, гомеопатическое лечение хранит нас от отравы ртутью, йодом, наперстянкою и проч., никогда не заставляет больного одолевать последствия действия снадобий, а потому наши больные раньше встают с постели и скорее выхаживаются. Возьмите отчет Петербургской гомеопатической больницы, подписанный ординаторами обеих половин - гомеопатической и аллопатической, разочтите кругом за все годы число дней на каждого больного, и вы легко в этом убедитесь.
Перейдем к неверующим. Их можно разделить на три главные части: на добросовестных, на пустобаев и на упорных. К первым принадлежат все ученые и образованные отрицатели с оконченным и порешенным научным взглядом. Повторяя за Гамлетом: "много, друг, на свете такого, чего мы с тобой и во сне не видывали", они однако же не применяют изречение это к делу, привычка заставляет их понимать и принимать все явления в том виде, в каком они подходят под школярную законность. Но этот разряд отрицателей, если только не присоединиться к третьему, не прочь от опытов и убеждения; узнав дело ближе, они уже не спорят против очевидности, хотя и не всегда решаются оглашать свои верования. Общее мнение сильно; сколько бедствий видим мы, например, от поединков, от этой невольной уступки общественному мнению о чести и бесчестьи, - и много ли найдете людей, которые бы решились идти прямо и открыто наперекор этому мирскому потоку, обычаю?
Разряд такальщиков самый обширный; есть между ними, не во гневе будет сказано, варахушки, есть и настоящие попугаи, но большею частью это добрые и даже рассудительные люди, которые, однако, не привыкли к самостоятельному убеждению и в этом деле придерживаются мнения своего доктора. А доктор - это благодетель всей семьи их и говорит, что гомеопатия - надувательство, что крупинками можно шутить там, где дело терпит и природа свое возьмет, а в болезни важной, где помощь необходима, гомеопатия - убийца. Как же ему не верить?
И вот мы подошли к третьему разряду, к упорным отрицателям, к неверующим по долгу, по обязанности, по отношениям своим к науке, к ремеслу или званию, к обществу и к самим себе. Ученые, не вникнув в дело, видят в науке нашей противоречие с установленными ими законами и потому не хотят ее знать. Эти люди забыли, что все законы их образовались как выводы из явлений и что, следовательно, нельзя брать явлений этих на выбор, нельзя выбирать одно подходящее; надо отыскивать и принимать все явления, стремясь к истине, а не к школярству, и основывать законы свои, т.е. общие выводы и правила, на том, что и как есть, а не на том, чего бы хотелось. Эти люди сами себя ставят в тупик, а потому бывают раздражительны, гневны. Они полагают, что отринутое и непризнанное ими, обществом явление убито навсегда и что его нет.
Неверующие по ремеслу, званию упорнее всех. У этих людей первое убежище - брань. "Ты сердишься, стало быть, ты не прав", - сказал один из древних мудрецов, а здесь и подавно можно сказать: "Ты бранишься, стало быть, виноват". Доводы этих господ не дальние, остроты пообношены, брань пошла, но смирный человек отойдет в сторону, а им только этого и нужно. С этими людьми толковать нельзя; им убеждаться нельзя, они убеждений не хотят и потому-то зажимают всякому рот бранью, остротами об отраве моря каплею или крупинкою и проч..."